Афанасий Афанасьевич Фет
Происхождение поэта — самое темное место его биографии. Неизвестна не только точная дата его рождения, но и кто был его отцом. В начале 1820 года в Германии, в Дармштадте, лечился 44-летний русский отставной офицер Афанасий Неофитович Шеншин, богатый и просвещенный орловский помещик. В доме местного обер-кригскомиссара Карла Беккера он познакомился с его дочерью, 22-летней Шарлоттой, бывшей замужем за мелким чиновником Иоганном Фётом. В сентябре того же года она бросила семью и бежала с Шеншиным в Россию. Она была уже беременна, но обвенчалась с Шеншиным по православному обряду и взяла себе имя Елизаветы Петровны Шеншиной. Родившийся младенец был записан в метриках как сын Шеншина, и до 14 лет будущий поэт считался несомненным Афанасием Шеншиным.
Однако в 1834 году орловские губернские власти вследствие какого-то доноса стали наводить справки о рождении мальчика и браке его родителей. Шеншин, опасаясь, чтобы Афанасий не попал в незаконнорожденные, поспешил увести ребенка в лифляндский городок Верро (ныне эстонское Выру) и стал хлопотать перед немецкими родственниками о признании мальчика «сыном умершего ассесора Фёта». И хотя Иоганн ранее не признавал его своим сыном, согласие было получено. Благополучный исход стал источником дальнейших жизненных несчастий Фета. Из русского столбового дворянина он превратился в иностранца, утратил право наследовать родовое имение Шеншиных. После окончания Московского университета Фет круто меняет свою судьбу и поступает нижним чином в один из провинциальных полков, расквартированный в Херсонской губернии. Цель, которую преследовал начинающий поэт, была одна — дослужиться до потомственного дворянства и вернуть утраченное положение. Вернув вскоре себе русское гражданство, а в 1853 году сумев добиться перевода в гвардейский полк, стоявший недалеко от Петербурга, он так и не смог дослужиться до дворянства, так как новые императорские указы постоянно подымали планку воинского звания, обеспечивавшего это. В 1858 году Фет ушел в отставку в чине штабс-ротмистра (соответствовашего маойорскому цензу), тогда как дворянство давал лишь полковничий чин.
Он уже выпустил несколько сборников стихов. Кстати, когда в 1842 году в журнале «Отечественные записки« появилось первое стихотворение за подписью Фета, в его фамилии буква «ё» оказалась заменена на «е». Поэт принял эту «поправку» — и отныне немецкая фамилия как бы превратилась в псевдоним русского поэта. Горячим пропагандистом его творчества стал Тургенев. Авдотья Панаева, правда, писала в своих «Воспоминаниях», что Тургенев находил, что Фет так же плодовит, как клопы, и что, должно быть, по голове его проскакал целый эскадрон, от чего и происходит такая бессмыслица в некоторых его стихотворениях. Но она была в оценке Фета Тургеневым, по меньшей мере, неточна.
И все же огромный успех лирика Фета встречала лишь в узких литературных кругах. Его поэзия не соответствовала духу времени, когда в стране накалялась общественно-политическая атмосфера и складывалась революционная ситуация. Фет вновь круто меняет свой жизненный путь, приобретая небольшое имение — хутор Степановку в местах, где находились родовые поместья Шеншиных. Хозяином он оказался отличным, а среди соседей-помещиков становится уважаемым лицом. В 1867 году его избирают на почетную должность мирового судьи, которую Фет занимал 11 лет. В 1873 году поэту удается добиться возврата утраченной в детстве дворянской фамилии и связанных с этим наследственных прав. По мнению литературного критика Вадима Кожинова, в этот год Фет нашел в семейном архиве веские подтверждения того факта, что он — сын Шеншина. Он вновь начинает активно писать стихи, выпускает несколько сборников под одним названием «Вечерние огни». Но, как и раньше, известность поэта ограничена лишь кругом его друзей, которые торжественно отпраздновали пятидесятилетний юбилей поэтической деятельности Фета.
Смерть поэта, подобно его рождению, оказалась окутана тайной, которая была раскрыта лишь спустя четверть века. К концу жизни его одолевали старческие недуги: резко ухудшилось зрение, терзала «грудная болезнь», сопровождавшаяся приступами удушья и мучительнейшими болями. За полчаса до смерти Фет настойчиво пожелал выпить шампанского, а когда жена побоялась дать его, послал ее к врачу за разрешением. Оставшись только со своей секретаршей, Фет продиктовал ей необычную записку: «Не понимаю сознательного преумножения неизбежных страданий, добровольно иду к неизбежному». Под этим он сам подписал: «21-го ноября Фет (Шеншин)». Затем он схватил стальной стилет, но секретарша бросилась вырывать его и поранила себе руку. Тогда Фет побежал через несколько комнат в столовую к буфету, очевидно, за другим ножом, и вдруг, часто задышав, упал на стул. Наступил конец. Формально самоубийство не состоялось, но по характеру всего происшедшего это было заранее обдуманное самоубийство. Всю жизнь преодолевавший превратности судьбы, поэт и ушел из жизни, когда счел это нужным.
В конце 90-х годов и в первые десятилетия XX века к Фету пришла посмертная слава. Учениками Фета можно считать поэтов-символистов Валерия Брюсова, Константина Бальмонта, Андрея Белого, Александра Блока.
