МЦЕНСКАЯ ЦЕНТРАЛЬНАЯ ГОРОДСКАЯ БИБЛИОТЕКА

Интернет представительство библиотеки имени И.А. Новикова

Философия души

Тип статьи:
Авторская
Автор:
Владимир Цуканов, Орловский вестник 23 января 2008 года

В репринтном (факсимильном) издании «Духу Святому. Дыхание земли», выпущенном Мценской городской биб­лиотекой им. И. А. Новикова в 2006 году, научным кругам и широкой общественности представлены ранние сти­хотворения Ивана Новикова, написанные им в годы его пребывания в Киеве, и более поздние стихи.

Поэт-символист, яркий представитель Серебряного века, «над чем бы ни трудился, всегда писал стихи, хотя бы наброски, хотя бы несколько строк… Это была органическая потребность его души».

Сам Иван Новиков писал: «Стихи со­путствуют всей моей жизни начиная с детских лет, и основное в них — поэти­ческое восприятие природы и человеческих чувств, раздумья над жизнью, и над творческим миром художника».

До выхода вышеупомянутого поэтического сборника мы знали Ивана Алексеевича как замечательного пушкиниста, автора известных романов декадентской направленности «Золотые кресты», «Между двух зорь», исследователя и переводчика «Слова о полку Игореве», по философско-литературоведческому эссе «Тургенев — художник слова», по рассказам дореволюцион­ного периода, где он являлся нам в ипостаси тонкого лирика: «Калина в палисаднике», «Душка», «Повесть о коричневом яблоке», «Гарахвена» и т. д.

Начало своего творческого пути И. А. Новиков расценивал так: «Я вступал в литературу в то время, когда очень силь­ны были течения декадентства и симво­лизма, которые отражались на моих пи­саниях, однако же деревенское детство, полное здоровых впечатлений, есте­ственно-научное образование, близкое и разностороннее знакомство с жизнью различных классов и, наконец, соб­ственная трудовая жизнь — все это дало мне возможность в конце концов срав­нительно скоро найти в своих работах реалистический тон и язык».

Нельзя не отметить ту сложную переломную эпоху перед революцион­ной грозой, в которой вызревал твор­ческий талант поэта, ведь, живя в Кие­ве, он посещал вечера и чтения многих поэтов-декадентов, кожей ощущавших грядущие катаклизмы, передавая свои упаднические настроения всем ок­ружавшим их людям...

Многие дореволюционные критики замечают явную связь поэзии Ивана Новикова с поэзией А. Блока, Ф. Соло­губа, Ф. Тютчева, А. Белого, В. Иванова. Определенно наложили свой отпечаток на поэта-символиста и философские изыскания немецких мыслителей Фрей­да, Гегеля, Канта, Ницше, Гёте, Шопен­гауэра. В своем раннем сборнике «Духу Святому», вышедшем впервые в 1908 году, он предстает перед нами не только как поэт-символист, но и как оригинальный философ, опирающийся на «диалектику дуалистических понятий». Стихотворением-поэмой «Миф» открывается важнейший раздел сборника, посвященный недостижимой мечте поэта: полному слиянию души с природой «Миф» — это предыстория, что-то очень близкое к сказке, но в то же время дышит реалиями, сознанием того, что было когда-то… Вспомните мифы Древней Греции, где люди общались с богами, вернее, боги сами вмешивались в жизнь людей. Нельзя назвать мифы сказкой, ибо сказка — это нечто совершенно фантастическое, надуманное. Миф же предполагает существование некоторого временного континума, в котором происходили реальные действия, жили реальные герои. Описывая слияние своего «я» с деревом, поэт обращается к сакральным поверьям Древней Руси, ибо по сказаниям нам известно древнее лесное племя берендеев, то ли вымерших, то ли уничтоженных в крова­вой войне. Да и для всего славянского древнего мира дерево служило симво­лом мира, где ствол — настоящее, кор­ни — прошлое, крона и плоды — буду­щее. Причем корни играют в жизни де­рева первостепенную роль, а в челове­ческой иерархии тайна жизни выглядит так: отец, мать, дедушка, бабушка, пра­дедушка, прабабушка и т. д. Потом на­чинаются родовые животные (медведь, волк, лошадь и т. д.). Потом идут расте­ния, потом запахи, звуки, потом нежи­вая природа: камни, песок, глина, потом — лучи света разных цветов, потом — стихии: воздух, вода, земля, огонь, ме­таллы. Потом — духи, потом — боги. Проведя мысленно обратный экскурс, мы получим мир сегодняшний...

Обращаясь к зеленому живому дере­ву как к символу устройства мира, Иван Новиков как бы подчеркивает свою не­разрывную связь с прошлым, с сак­ральным, зеленый цвет же для него яв­ляется символом жизни, недаром наши предки-славяне называли духов земли «зеленяками», устраивали в их честь празднества, дарили им «требы» (при­ношения). То, что это действительно так, подтверждается несколькими при­веденными здесь строками:

Мое дитя, зеленый сын

В неразделенном, но отдельном!

Не Бог ли в нас, как мы — един

В своем дробленье беспредельном?

Ловлю незримость тайн земных

И поцелуи тайн воздушных.

В них узнаю дневных, ночных

Друзей, весне моей послушных.

В своем стихотворении «До солнца» И. А. Новиков предстает в обличье тон­кого лирика, поэта-космогониста, муд­рого философа:

Вся за изморозью тонкой,

В легкой ткани изо льда,

Вся несу хрустально-звонкий

Солнцу жизни трепет: «Да».

Приведенные строки дышат космо­гонией: представляется, что в без­брежном черном космосе летит не­большая пылинка, несущая молекулы жизни, которые под влиянием сол­нечного тепла, попав на землю, могут дать вечные всходы, начать процесс эволюции. Но душа тонкого лирика включает эту маленькую хрупкую материю в нашу жизненную круговерть:

Я — мгновенье, я — мечтанье,

Я — намек нездешних лиц

Нежной тайны обещанье

В светлых далях без границ.

Для сравнения приведу пример — «Гимн Солнцу», написанный в 1903 году Константином Бальмонтом, которого критика считала основателем символизма, поэтом солнца:

Жизни податель, Светлый создатель, Солнце, тебя я пою! Пусть хоть несчастной Сделай, но страстной, Жаркой и властной Душу мою! Жизни податель, Бог и создатель, Страшный сжигающий свет! Дай мне на пире Звуком быть в мире — Лучшего в мире Счастия нет!

И снова легковесный, воздушный, очаровательный космический новиковский слог:

Первый луч — мой луч прощальный...

Смерти вздох — рожденья звон,

Ропот бездны изначальной

Без пространств и без времен.

Завершает этот цикл стихов стих «Опять зеленый хоровод», дышащий сакральной изначальностью:

Опять зеленый хоровод

Природа радостно заводит.

Из спавших беспробудно вод Весенний

Бог опять выходит.

Журчит ручей.

Зовет ручей.

Послушен зову — опьяненный...

Звени, ручей! Зови звончей!

Привет тебе, мой мир зеленый!

Стихотворение наполнено мажор­ным, жизнеутверждающим началом, в нем нет и тени декадентства, а по тема­тике оно перекликается с известным стихотворением Афанасия Фета «Уж верба вся пушистая».

И снова новиковские строки, дыша­щие слиянием поэта с природой:

И вот, сливаясь и кружась,

Теку по бархатному ложу.

Моя душа в венок вплелась,

Я хоровод веселый множу,
в которых автор чувствует свое слияние с природой, с водной стихией, навевая тем самым ассоциации древнего язы­ческого праздника Купалье, праздника единения человека со стихиями воды, огня, земли и их богами и духами.

Цикл стихов «В преддверии» характе­ризует духовные изыскания молодого Ивана Новикова в другой — темной, бо­гоборческой — стороне жизни и мироз­дания. В годы написания этого цикла стихов набирала силу и становилась особенно популярной среди творческой интеллигенции философия богоискате­ля Н. Бердяева, суть которой сводилась к постулату: иногда хорошо идти по пути зла, так как это приведет к высшему добру… Создавались различные тайные общества, в частности, религиозно-философское общество «Голубая Звезда», в котором помимо изучения философии Соловьева и Бердяева интересовались антропософией Штейнера, оккультной теософией мадам Блаватской, поисками счастья по методу Гурджиева, культом Йогов и всякой мистикой. У нас нет сведений, участвовал ли молодой Новиков в тайных обществах, но наверняка подобные взгляды современников, с которыми он общался, имели на него влияние.

О полярности мироздания, в котором уживается добро и зло, Бог и дьявол, рассказывает цикл, а стих про «Жителей подземных», которые «душе родные», говорит о необычайно сложной и оригинальной философской системе поэта, который «в процессе творчества выводил себя за рамки повседневных представлений и устремлений, чтобы глубже проникнуть в «мир», а за­тем раскрыть перед читателем в со­зданном произведении себя, обнажить свои душевные устремления». Тема страдающего зла, о чем было сказано выше, особенно ярко запечатлена в стихе «Вечерний гость»:

Пришел тихонько, мохнатой лапой,

Пушистой лапой сад прикрыл.

Взглянул на небо, взглянул на землю,

Присел на жердочке перил.

Мигнули звезды.

Огонь за ставней.

И робко темный к окну прильнул,

И вновь тихонько сел на перила

И грустно, жалобно вздохнул.

О том, как страдающее зло порожда­ет чистого гения, поэт навевает свой следующий задумчивый стих:

Весеннего дождя прерывистые тени

Одели мягкою задумчивостью лес,

Где прятались ряды загадочных творений

И плакал тихою слезой вечерний бес.

И долго, сгорбившись, на пне они сидели

— Лесных творений длинно-серый ряд

— И грустен был их неподвижный взгляд,

И с каплями дождя их слезы робко пели...

И с тихой ласкою грядущих обновлений

Над ними пролетал незримо чистый гений.

Поэт Новиков душой своей соприка­сался с самыми сокровенными тайнами жизни и мироздания, что для нас чрез­вычайно ценно, ибо, изучая и анализи­руя его поэзию, мы выходим за рамки повседневных устоявшихся понятий и выходим на параллельные миры, о су­ществовании которых ведутся научные и оккультные споры. В стихотворении «Вечерняя прогулка» Иван Новиков ис­пользует классическую форму построе­ния стиха — четырехстопный хорей, о котором известный виртуоз и теоретик стихотворной формы А. П. Сумароков писал: «Хорей есть нежная стопа сама собой и лучше всего к самым нежным сочинениям принадлежит».

В унисон всему сказанному звучит стихотворение «Дитя ночи», где ощу­щаются отголоски древнего праздни­ка Руси «Ночь на Ивана Купалу». В ночь эту единственный раз в году, по поверьям, расцветал цветок папорот­ника, найти который считалось боль­шой удачей:

Под утро в долине родился цветок, В душу ему заглянуть успела Темная ночь И прочь (улетела). Под самое утро родился цветок, Ночным ароматом дышал, Ночною мечтою мечтал.

Заслуживает изучения и анализа стихотворение «Кошмарное», где поэт предвидит подобно Кассандре революционный хаос, бессмыслен­ную гражданскую бойню, в которой погиб цвет русской нации, а обще­ство в своем развитии было отброше­но на несколько десятилетий назад, ибо была принята революционная идеология, введена жесточайшая цензура.

Внимал я тайно Виденьям странным, Я был случайно Меж них незваным. На миг открылись Бесшумно двери, Они явились: Не люди — звери! Мохнаты, дики, На стульях сели; Глядели лики Как из ущелий. И то, что спало В их душах скрыто, Средь ночи встало До дна открыто. И были блики Души их серы, И были дики, Как изуверы. Все злобно-чадно Хотели власти И рвали жадно Ее на части. В огне стенаний — Потехе рады — От их желаний Плодились гады.

Видимо, таков удел всех револю­ций, начинающихся под благородны­ми идеалами: вывернуть наружу са­мые низменные инстинкты, напло­дить мерзких душевных уродов, изу­родовать донельзя моральные ценности и души людей, превратив их в извергов рода человеческого. В на­шей ближайшей истории России было две революции: 1917 года и 1990 года — и с душами людей повто­рилась одна и та же метаморфоза, описанная И. А. Новиковым в стихот­ворении «Кошмарное».

Цикл стихов декадентской направ­ленности «У водоема» открывается стихотворением «Один среди пустых покоев», где покои — это вселенский океан мироздания, а тень — душа по­эта, не находящая в Великом океане точки опоры, точки успокоения и при­мирения с жизненными коллизиями:

Так в прихотливых сочетаниях

Навеки брошены вдвоем

В Великий океан молчанья

— Пустыни жуткий водоем.

Все глубже вниз ведут ступени.

… Куда зовет последний вход?

Душа моя не тень ли тени,

Что отразилась в глуби вод.

Предчувствием и неотвратимос­тью смерти как конца земного суще­ствования веет от стихотворения «Ночная песнь»:

В черной яме гробовой

— Разрешение Вселенной

И одно лишь неизменно:

Смерть и в нас, и возле нас

Каждый день и каждый час.

Стихотворение поражает глубиной проникновения в тайны мироздания, кажется, что оно написано астроно­мом-физиком, открывшим «черные дыры» во Вселенной, поглощающие огромную массу вещества 600 пла­нет, таких, как наша Земля, за 1 час времени. Разум отказывается вос­принять столь чудовищные поглоти­тели вещества, но, тем не менее, при­ходится верить в последние открытия мировой науки.

Однако в отличие от Афанасия Фета, для которого смерть является концом жизни индивидуума, у И. А. Новикова смерть ассоциируется с грядущей все­ленской катастрофой, грозящей гибе­лью всему земному:

Земля устала вечно мчаться,

Искать, стремиться и страдать,

Земля устала вечно ждать

С одним исходом: не дождаться!..

Какой-то демон для забавы

Замкнул ее извечный путь,

И навсегда, как меч кровавый,

Вонзил ей безнадежность в грудь.

Пророческие слова! «Безнадеж­ность» — это загрязнение окружаю­щей среды, которое приобрело в XXI веке колоссальные темпы и чревато в будущем гибелью земной цивилиза­ции. Спасение же от неотвратимой смерти поэт видит в Боге, который может «направить» в нужном направ­лении «ночной наш бег», т. е. указать нашей земной цивилизации путь, ко­торый предотвратит ее гибель.

Последний цикл стихотворений «Вне культа», завершающий книгу стихов «Духу Святому», характерен тем, что в нем автор, как бы отреша­ясь от узких культовых понятий, дает широкую трактовку земной жизни и космического мироздания, определяет свое место поэта в настоящем и далеком будущем. Главным действу­ющим персонажем здесь является не материальное тело, а душа поэта, в бессмертие которой он верил:

Я проснулся утром рано,

Но со мной моя Нирвана

— След ее в душе храню,

Не отдам слепому дню.

Вновь прикроюсь одеялом.

В свете сумеречно-вялом

Хмары-мары поползут,

Душу сеткой оплетут.

Отголоски буддийских верований лишь подчеркивают его стремление познать мир, который «становится поэтом», с которым хочется «сливаться», «забывать, что я — лишь я...»:

Поиском идеала женщины можно назвать стихотворение:

О скажи мне — не знаю я сам про это,

— Какова бы была наша встреча?

Отгадала бы ты голос поэта,

Задрожав на глубинные речи?
Поэт, вопрошая, сомневается, что такой идеал существует среди земных женщин:

Каждый миг был бы Богом исполнен,

И любовь каждый миг вновь рождалась,

О, моя сказка в светлый, душистый полдень,

Ты и тогда бы мне рассказалась?

О том, что и сама жизнь поэта была наполнена некой тайной, навевает нам стих «Влажно-розовой зарею шел по скату звонких гор»:

Нынче ночью на вершине

Склал я жертвенный костер.

Сердце в пламенной пучине

Примирило двух сестер...

Я свободе подал руку И с любовью обвенчал,

В поцелуе слил разлуку

Тайну родственных начал.

Нежен и трепетен стих поэта о душе, в бессмертие которой он свято верил:

Вдвоем — я и моя душа

— Сидели у порога;

Весь день, волнуясь и спеша,

Она летала много.

Ей захотелось отдохнуть,

Легко оставив тело,

Мою поцеловала грудь

И на плечо мне села.

Присела птичкой на плечо,

Примолк я у порога.

В нее я верю горячо

— С ней вместе верю в Бога.

Наполнено символикой, помогаю­щей Ивану Новикову донести до читателя свои сокровенные мысли о жизни и смерти, стихотворение «Смерть — Пробуждение», где поэт сетует на то «что рос и жил в земной долине», но «вышел в горы умереть», что «жизнь прожил в слепой тревоге, как заблудившийся в лесах...»Но умирая, он верит в пробуждение:

Я знаю: новой жизни трепет

Овеет крыльями меня,

И расцветет мой детский лепет,

Резвясь, играя и звеня.

В стихотворении «Звезды», полным до краев космическим мирозданием, поэт поет гимн Великому Вседержителю — Богу, тому, что «блистает над бездной», тому, «кто тайны все постиг, сеет звезды» и «вечность льет в единый миг». Мысль о том, что, смотря на звезды, мы «Божью душу пьем глазами и видим тайный Божий сон», символична, но в то же время глубоко реалистична, ведь перед Творцом, Вседержителем, Бо­гом мы — дети, а не «рабы», которые немы, выполняют приказы, указания, но не говорят и не осуждают их… И если люди — «божьи дети», то поэт, по определению Ивана Алексеевича, — это нечто большее, о чем повествует нам одноименный стих «Поэт»:

Я — Божьей милостью поэт,

Иль ты — моею, Вседержитель?

Ты создал вихрь немых планет

И мир — безгранную обитель.

В тот миг родился я — поэт,

И ты — во мне, мой Вседержитель.

Да будет свет! И светит свет:

Я жизнь вдохнул в Твою обитель.
В этих строках поэт уже не «божье дитя», а равный ему по духу сын, ибо высказывает мудрую мысль, укреплявшую души наших далеких предков: «Смело дерзайте, ищите истину и смысл жизни, равняйтесь с богами, творите на радость бытия, ибо Всевышний помогает дерзновенным, тем, кто хочет сделать нашу Землю еще прекраснее».

Май 2007 г.

Орловский вестник 23 января 2008 года

Нет комментариев. Ваш будет первым!
ru en de fr pt es it zh ar nl sv
Используя этот сайт, вы соглашаетесь с тем, что мы используем файлы cookie.